Господа пираты! У вас уже сверкает в глазах нездоровым блеском золото. Так читайте и помните, что не все в легендах вымысел.
Легенда старого индейца .
Шумнее острова Тортуга не было в Карибском море, шумнее, алчнее и фальшивее. Здесь продавалось все: золото, камни, люди. А какие здесь встречались мерзавцы, подонки и негодяи! Да, Старому Свету это не снилось, разве что Барбаросса Орудж мог сравниться с вольными добытчиками, бороздившими воды Мезоамерики.
Что поражало на Тортуге, так это обилие разнообразнейших притонов, борделей, питейных заведений, в которых рекой лился крепкий ямайский ром. Пышногрудые красотки готовы были за горсть монет стать богинями на одну ночь, торгаши могли скупить все, что ползло в руки, а губернаторские солдаты зорко следили за выплатой отступного за укрытие на острове. В общем, все были при деле и не жаловались на судьбу.
Сержант Пьер Дюпон тоже не жаловался на судьбу, скорее радовался службе в заморской колонии. Сражаясь за Короля-Солнце, много не заработаешь, разве что на полунищенскую пенсию, но вот Вест-Индская Кампания доплачивала достаточно щедро за деликатную работу, и это заставляло достаточно уверенно смотреть в будущее. Скопится капиталец и можно вернуться в Лион, жениться на дочери суконщика и открыть собственную мануфактуру. Да, это хорошо! Так, а это что за шум на дороге?
Двери злачного заведения «Тихая Услада» с треском открылись, и оттуда вылетел пират, оборванный и пьяный до последней крайности. Следом выскочила несколько более трезвая дамочка, Крейзи Джейн, с абордажным тесаком в одной руке и бутылочной «розочкой» в другой. Пират, судя по всему из команды Джека Воробья, на четвереньках отполз, было в сторону, вяло махнул ножом, захрипел, а потом захлебнулся собственной кровью. Джейн вытерла тесак об одежду убитого и брезгливо отбросила в кусты «розочку».
- Мадам! А кто будет убирать после себя? – сурово поинтересовался Пьер, - И потом шум…
- Держи, кровосос! – ухмыльнулась пиратка, давая стражнику дублон, - Мои люди закопают эту падаль, чтобы осязание мсье Ле-Вассера не страдало от дурного запаха.
- Эх, Джейн, - покачал головой француз, - Не бережешь ты себя. Чем тебе не угодил этот несчастный? И потом, Джек тебе не простит убийства его людей.
- Чихала я на Джека! – рассмеялась Джейн, свистнула своих людей и, пошатываясь, отправилась в гавань к своей шхуне.
Пьер спрятал дублон, нежно погладил замшевую поверхность кошеля, и проводил взглядом двух громил, которые тащили труп к выгребной яме. Хорошо, дублон дублоном, но рейс у этой морской сучки был удачным, значит надо не пропустить торгов и не остаться без барыша. Деньги должны работать и Пьер в уме пересчитал прибыль от денег, вложенных в банк Вест-Индской Кампании. А Джейн, подумать только, говорят, когда-то была знатной леди. Вот ведь судьба повернулась. Ее обвинили в колдовстве, едва не сожгли, и пришлось бежать в Новый Свет. Совсем спятили эти пуритане со своей охотой на ведьм. Впрочем, все гораздо проще. Кто-то, вроде Блад, говорил, что Джейн отказала в ласке самому королю Англии, и тот отомстил. Однако!
Пьер удовлетворенно потер руки, отправил стражников в казармы, а сам вошел в заведение, пропустить стаканчик виноградной водки, которая водилась именно в этом заведении. Было шумно. Табачный дым клубами поднимался к потолку, стоял устойчивый запах винной кислятины, смех и ругань на самых разных наречиях была необходимым звуковым сопровождением.
Матушка Элиабель скучала у стойки, мрачно смотрела по сторонам и долго думала, кому продать изрядное количество пряностей, купленных по дешевке у Флинта. Она считала себя несправедливо обиженной тем, что этот мошенник не отдал товар даром. Хозяйка внимательно осмотрела посетителей и расплылась в улыбке, увидев Пьера. Немало они провернули темных делишек. Пьер, поклонился женщине, и, перешагивая через грязные потные тела, подошел к стойке.
- Мое почтение, мадам! Стаканчик граба! Вы все цветете, как я вижу.
- Держи, - Элиабель поставила на стол оловянный стакан, - Пей! Я цвету, конечно, но из-за этого мерзавца Флинта скоро стану таки нищей, как церковная мышь. Тебе нужны специи? Только не говори, что нет. У меня десять тюков перца, корицы, имбиря, тмина и прочей гадости. Мне нужны деньги. Mierde!
- Они, мадам, всем нужны и сколько просите, скажем, за тюк перца? Кто не слышал истории, как Вы всучили за пять гиней связку мышей-девственниц юнге с голландского корабля. Я весь внимание, почтеннейшая. Да, налей еще граба и пяток жареных лягушачьих лапок с гарниром.
- Ну, если учесть твой должок, то…, - мадам закрыла глаза и углубилась в подсчеты.
- Мой долг? – удивился сержант, - Откуда?
- Ты меня сбил! – топнула ногой женщина, - Не мешай. Мне должны все на Тортуге и ты не исключение. Даже дворецкий губернатора за двух проституток. Не хочешь проститутку?
- Не хочу, - буркнул стражник и посмотрел в зал.
Ого, какое общество здесь собралось. В заведение, улыбаясь, вошел, как всегда элегантный Питер Блад, под руку с одной из пираток с «Бешеной Собаки» и, без церемоний занял самый лучший столик. Его спутница, в наряде по последней испанской моде, строила из себя благородную даму и, следует отметить, эй это почти удавалось.
В компании своих головорезов ввалился капитан Флинт, Слепой Пью и Джон Сильвер, которые после небольшой потасовки с людьми Джека Воробья, устроились возле очага и заказали выпивку для себя и недавних противников.
- Ну, так сложила цену? – улыбнулся Пьер.
- Так и быть, ты мне должен десять двойных гиней. И не вздумай отказываться! – улыбнулась Элиабель, взяла с тарелки лягушачью лапку и сделала глоток граба, - По рукам?
- Это же грабеж, - возмутился Пьер и упал замертво.
Над трупом стоял, Билли Бонс и вытирал окровавленный нож о шаровары. Труп был, и трупа не стало. Верные люди отволокли тело на берег моря, привязали к ногам камень и утопили в бухте.
- Билли! – почти задохнулась от злости Элиабель.
- Этот лягушатник хотел меня надуть, - невозмутимо ответил боцман, - Вот тебе твои десять двойных гиней и Пьера сегодня здесь не было. У! Вампирша. Сдашь Ле-Вассеру, под землей откопаю и сожру с потрохами.
Пират, для пущей достоверности, щелкнул зубами и отправился к столу, за которым веселился Флинт. Трупом больше, трупом меньше. В принципе Ле-Вассер сквозь пальцы смотрел даже на смерть соотечественников, за определенную мзду прощал убийцу, сделав убийство достаточно доходным делом.
Из-за спины повеяло перегаром. Элиабель недовольно обернулась и презрительно посмотрела на Дикого Койота, вечно пьяного индейца. Как он появился на Тортуге, история умалчивает. Он шел на дух «огненной воды» и буквально дополз к порогу «Тихой Услады». Элиабель его пожалела, можно сказать с помойки вытащила, и пристроила к грязной работе, которой на любой кухне предостаточно. За бутылку рома индеец работал от зари до зари и при этом был доволен жизнью.
- Пьянь подзаборная, - раздраженно пробормотала мадам, а потом просто расплылась в улыбке, увидев возле стойки юнгу с «Арабеллы».
- Моя, великий воин! – ударил кулаком по столу индеец, - Дай огненный вода! Моя знай, где сокровища и много этот, как там, золото!
При этих словах зал погрузился в тишину, и только стрекотание цикад доносилось из открытого окна. Этот кариб произнес священное слово, тайное имя божества, которому поклонялись везде, особенно здесь на островах Карибского моря. Имя, при котором даже самые необузданные буяны становились, кротки, как овечки и теряли дар речи.
- Выпей рома и порадуй мою даму сказкой на ночь, - рассмеялся Питер Блад, бросая на стол серебряную монету, - Рома Дикому Койоту, а мне испанского вина и горячего шоколада.
В любом другом месте пирата за такой заказ просто бы перестали уважать, но на Тортуге Блада побаивались. Индеец боязливо подошел к столику капитана, пустым взглядом, словно перед ним мебель, коснулся, спутницы Блада и плюхнулся на лавку. Едва не упал, но юнга вовремя подставил руку.
Блад внимательно рассматривал кариба и не мог понять, врет он или говорит чистую правду. А в людях капитан разбирался неплохо, даже очень неплохо. Сокровища. Да ими за последние двести лет здешние воды просто нашпигованы, словно гусь яблоками в рождественскую ночь, хотя у индейцев встречаются весьма занятные предания.
Индеец невнятно бормотал до тех пор, пока не хлебнул рома. Глаза у него сразу прояснились, речь стала плавной, словно не у законченного пьяницы, а вполне здорового человека. Дикий Койот начал рассказ на чистейшем кастильском наречии, который слышен при дворе испанского короля. Блад усмехнулся. В этом человеке словно сидят двое, и этот второй родился не в вигваме, а скорее в одном из замков Старой Кастилии. Занятный случай с точки зрения медицины, и не только медицины.
Услышав ненавистную испанскую речь, многие пираты от неожиданности вздрогнули, схватились за тесаки, а потом облегченно вздохнули и стали прислушиваться к рассказу. Усмехался капитан Флинт, поигрывал костями Джек Воробей, философски снимал скальп с апельсина Джон Глюк, появилась в дверях несколько протрезвевшая Джейн Крейзи со своим боцманом. Служанки, повинуясь только жестам клиентов, не успевали разносить спиртное к вящему удовольствию матушки Элиабель. Разве что Мари Черная Моль недовольно смотрела по сторонам, ибо не до жриц любви пиратам, когда речь идет о несметных сокровищах.
« Думаете, я жалкий краснокожий? Я был грандом Кастилии и поставил, вместе с Эрнаном Кортесом на колени жалких дикарей Монтекусомы Шокойцина!» - говорил незнакомец устами индейца, - «Так вот! В лето Господне 1520-е мы получили выкуп за туземного царька, жалкое подобие Его Католического Величества Карла.
Три каравеллы были нагружены золотом и драгоценными каменьями настолько, что не могли плыть. Я говорил об этом Эрнану, но этот выскочка не хотел слушать меня, потомка адмиралов Испании, который родился на корабле, в тот год, когда пала Гранада. Я предлагал оставить часть сокровищ на Эспаньоле, облегчить каравеллы и вернуться с эскадрой на Кубу. Кортес хотел поразить воображение короля, урвать себе титул и почести, мелкое тщеславное животное. В отличие от него, в моей крови нет чернил. Дело почти дошло до вызова, и клянусь святостью Яго, мой толедский клинок выпустил бы кишки этого идальго, если бы не вмешательство отца Хуана.
Я не мог ослушаться пастыря и отложил вызов до возвращения из Испании. Я не смог отомстить, а жаль. Господь судья Эрнану, будь проклят его род в веках. Я его проклял, но и сам проклят. Что же, я свой выбор сделал, не жалею об этом, и не прошу сострадания. Это право рыцаря ордена Сант-Яго, да не упокоиться мне с миром.
Мы с трудом приплыли на Кубу, там надолго остановились для подготовки кораблей к дальнему плаванию, равномерно распределили груз, отец Хуан отслужил молебен и после Пасхи 1521 года мы подняли паруса и взяли курс на Кадис. Погода была отличная. Мы шли на всех парусах при попутном ветре, но тяжело шли из-за груза, будь проклята алчность во веки веков. Я оставил на мостике Педро, а сам спустился в трюм.
Золото! Оно почти ослепило меня. Переплавить бы его в слитки, но не успели. Груз моей каравеллы не успели, разве что закрепили тюки канатами для большей устойчивости. Я протянул руку к ближайшему тюку и вытащил золотой медальон, испещренный непонятными мне письменами. Он был настолько красив, что я захотел сразу подарить его Инессе, моей супруге. И хорошо, что этого не сделал. Я знал, что у меня родился сын, наследник рода. Я его так и не увидел. Я бы все отдал, чтобы родовое проклятье его, или моих далеких потомков, не потянуло туда, где оно свершится. О, Святой Яков, неужели тебе мало меня? Que mierda es, puta madre! Carramba! I maldita sea!
Чистая поверхность ослепительно сверкала, манила к себе, и я растворился в ней, оказавшись под незнакомым небом. Воины в перьях дрались между собой, дрались по варварски жестоко. Добивая поверженных врагов, вырезали сердце из груди и, сжирали еще сочившиеся кровью сердца. А еще был ужас в глазах пленных. Для них смерть была большим избавлением, чем жизнь.
Я обливался холодным потом, когда видел, как приносили в жертву пленных, вырезая сердце на потемневшем от крови алтаре перед ликом божества, изображенного на медальоне. И божество улыбалось, улыбалось мне, хищно и самодовольно. Не взять тебе меня идол, истукан, повелитель рабов и тупых животных! Божок усмехнулся и снова стал безучастным ко всему. Тварь, мерзкая тварь!
Меня тронул за плечо боцман и сообщил, что приближается буря. Паруса уже зарифлены, но шторм стремительно нарастает и только Святая Терезия знает о будущем. Я, безумец, надел на шею медальон и спрятал его под одежду. Поднялся на мостик и понял, что этой бури моей каравелле не пережить. Свинцовые валы накатывались на борт, ветер заставлял гнуться мачты и вскоре мы лишились их, отдавшись на волю волн. Ветер завывал, словно тысяча демонов завывал и словно насмехался над молитвами. Я одной рукой вцепился в штурвал, а другой вытащил верный эсток, освященный в Компостелле и демоны словно зашлись истеричным хохотом настолько, что буря на время ослабела».
Индеец закашлялся, совершенно машинально выпил стакан рома, вытер губы грязной рукой, поднялся и отвесил придворный поклон спутнице Блада. Смешно? Ничуть. Питеру стало неуютно. Это был поклон без фальши, поклон настоящего идальго, гранда и рыцаря. Блад перекрестился и прошептал «Отче наш». Он, да и не только он, поверил этому рассказу. Пусть черти тешатся этими сокровищами, но дослушать интересно. Снять проклятие? Хе, именно святостью пиратов это и можно сделать! Но целая каравелла золота? Ох, и заманчиво, клянусь печенкой Нептуна! Так же точно подумали и остальные капитаны пиратов, подняли кубки и выпили крепкого рома. Перед глазами заиграла неверными отблесками золотая пыль.
«Нас носило по морю три дня!»- продолжал говорить испанец устами индейца, - «Проклятые сокровища оборвали канаты и крушили переборки в трюме и сквозь дыру сверкали проклятым сиянием. Буря утихла на рассвете четвертого дня. Каравеллу выбросило на отмель острова значительно восточнее Кубы, судя по показаниям компаса. Лагом измерять скорость, не было ни времени, ни возможности. Мы крепко сели на мель и в прямом и переносном смысле этого слова. Ostia puta!
Два дня мы переносили груз на песчаный берег, а я вытащил астролябию, секстант и долго вычислял наше местонахождение. Да. Далеко нас занесло. Я написал точные координаты острова, запечатал их в деревянный провощенный футляр, залил сургучом и подозвал кормчего Микелито из Малаги, славного малого. После долгих споров мы отдали Микелито единственную уцелевшую шлюпку, снабдили припасами и приказали добраться в Гавану и передать наместнику документ с картой сокровищ. Кормчий поклялся на распятии всеми святыми, что выполнит поручение и вернется с помощью.
Мы проводили Микелито, а сами перетащили сокровища на лесистую гору и принялись строить форт. Мы почти построили укрепление, когда неожиданно пропали два матроса, отправившиеся на охоту. Ночью окрестные леса огласились грохотом барабанов. Не к добру это было, и я приказал изготовить аркебузы, снятые с корабля. Благо порох и припас к нему не пострадали во время крушения.
Это произошло ночью. Их было без числа, много, настолько много, что словно разверзнулся АД, выплюнув на землю раскрашенных демонов в перьях. Аркебузы накалились настолько, что не могли уже стрелять, и тогда камень скрестился со сталью. Стены стали липкими от крови, трава потеряла свою зелень, а мы все сражались за жизнь. Эсток, ойкнув, разлетелся под ударом кремниевого топора, и я взял в руку алебарду. Моя одежда превратилась в окровавленные лохмотья и тут краснокожие демоны увидели проклятый медальон. Они взвыли! Их вождь, высокий воин, приказал меня взять в плен.
Арканы захлестнули мои плечи, и я упал, как и несколько моих людей. И мы завидовали, честно завидовали мертвым. Нас вели в глубь острова, в селение дикарей, услаждали питьем и женской плотью, устраивали пиршества до ночи полнолуния. Это была священная для дикарей ночь, когда нас принесли в жертву на алтаре того, чей медальон я носил. Команда последовала за мной. И теперь мы обречены, хранить сокровища до тех пор, пока не будет снято проклятие. Не снявший проклятие будет служить мне до свершения сроков, ибо он обречен. Умный же снимет проклятие и подарит покой мне, моим людям и тому несчастному, устами которого я говорю. Он был великим вождем, но проклят и не может умереть вот уже более полутора веков. Сант-Яго наказал меня, а кровожадный божок Дикого Койота.
Микелито, как мне было сообщено свыше, добрался на Эспаньолу и передал карту наместнику, но алчность лишила его разума. Он разорвал карту на части, судьба которых мне не известна, а сам удалился в монастырь и вскоре там умер. Ищите, может ключ к сокровищам у вас в карманах. Ха-ха-ха! А проклятье упадет, если символ божка окрасится кровью моего потомка, гранда Испании. Не правда ли, каждый из вас желает пустить благородную кастильскую кровь, так вперед же, морские хищники, идальго Фортуны. Жестокая судьба, но такова воля высших сил, которым я проиграл, и горе мне, горе побежденному. По крайней мере, посмертие моего потомка не будет столь ужасным, как мой жребий».
Индеец окончил говорить, жадно пил ром, и даже не ойкнул, когда Флинт пронзил его тело насквозь абордажным тесаком. Дикий Койот упал на пол, несколько раз дернулся, а потом встал, растерянно посмотрел на разорванную рубаху, и на четвереньках отполз на задний двор. В кабаке повисла тишина. Несколько минут было тихо, а потом вновь наступило бурное веселье.
P.S. : Господа пираты, джентльмены, идальго и мсье! Ищите сокровища, которые будут реально отмоделированы на полигоне. Это часть общеполигонной вводной информации. Читайте, размышляйте и удобряйте умственные пустоши.
